Начальник Службы по делам детей Юлия Никандрова: “В нашей работе топ грехов – это безразличие” (фото, видео)

О том, чего удалось достичь, какие планы и как защитить детей, не разрушив семью, беседовала главред Украинской Службы Информации Ольга Баклаженко.

Не так давно перевалило за 100 дней, удалось ли адаптироваться на должности и о своих ожиданиях и реальности?

Мэру, губернатору, президенту 100 дней можно посчитать и спросить, что вы сделали за это время? Я за 100 дней только адаптировалась. Я не просто адаптировалась, мне кажется порой, что я лет 20 работала в этой сфере. Вопрос, адаптировалась ли я, можно задать моим сотрудникам. Они говорят, – такое впечатление, что вы с нами давно работаете. Эта работа тяжелая очень и неблагодарная, она никогда не будет оценена никем по пятибалльной или двенадцатибалльной шкале.

Почему?

Потому что в истории Служба по делам детей всегда будет плохой. Это такая третья сторона, которая принимает волевое решение в рамках украинского законодательства, коллегиально с другими органами по поводу дальнейшей судьбы ребенка. И, как правило, это всегда вызывает и у самих детей недовольство. К примеру, ребенок, который привык вести свободный и вседозволенный образ жизни, когда он может злоупотреблять алкоголем, употреблять наркотические вещества или не ночевать дома в возрасте подростковом. И когда такого ребенка пытаешься социализировать, то он не готов и у него идет сначала сопротивление. Там режим: ты должен ходить в школу, это им не нравится.

Часто ли дети понимают, что они жили как-то не так, или они все равно хотят вернуться в семью и жить со своими родителями?

Могу привести пример, недавно в Центр социально-психологической реабилитации ребенка привезли сотрудники полиции из-за домашнего насилия. Отец в состоянии алкогольного опьянения начал применять физическую силу к ребенку. Старший брат совершеннолетний вызвал полицию и девочку привели в Центр социально-психологической реабилитации. Ребенку 13 лет.  Я ей говорю – ты понимаешь, что какое-то время ты должна пожить здесь, потому что дома нестабильная ситуация и идти тебе небезопасно. Но она настаивала на том, что хочет вернуться домой, говорит: “Папа исправится, и я здесь жить не буду”.

Я хочу пояснить, что невозможно работать только с детьми: ты ребенка привел в нормальное состояние, адаптировал его, возвращаешь в семью, где были агрессивные действия и полностью обнуляешь свою работу, при этом ребенок чувствует еще больший стресс.

А родители вообще готовы общаться с психологами и специалистами?

Есть те, кто общается, другие говорят, что им это не надо. Нужно просто четко разделять асоциальный образ жизни, ведь он бывает разным. Например, у педагога женщины редкое заболевание – она коллекционирует разный мусор. Она любит это и расстаться с ним для нее было крайне сложно. Естественно, это никуда не годится, если в этой вони живет ребенок. И все объединили свои усилия для того, чтобы помочь этой женщине выгрузить этот мусор.

Она нормально выглядит, никто поверить не мог, но у нее есть такое вот психологическое влечение.

На фото: и.о начальника Службы по делам детей Юлия Никандрова

Сейчас еще идут тяжбы с предыдущей главой Службы по делам детей, и она даже вызывала тебя в суд. Как это влияет на работу и расскажи свое отношение ко всему этому?

Я нормально к этому отношусь и озвучила, чтобы дело рассматривали без моего участия. Я предполагаю, что это связано с тем, что наша должность спорная – потому что она планирует восстановиться. Меня хотели привлечь к спору и услышать какую-то оценку ее деятельности, но я бы не давала ее.

Конкретно по тому делу, которое сейчас рассматривается в суде, мне говорить нечего. Как суд решит, так и будет.

Это дело возникло после того как Леру Лактионову забрали на глазах у детей со школы в Центр реабилитации. Насколько я понимаю, там очень сложная ситуация возникла. Как обстоит дело сейчас?

Да, это скандальное дело. В ближайшее время должно состояться заседание суда по экспертизе ДНК, где объявят ее результаты. Ребенок временно устроен в семью друзей родственников.

Как происходит процедура изъятия детей? Ведь тогда на глазах у детей забрали Леру Лактионову.

Я эту историю знаю из СМИ, и якобы процесс изъятия видели другие дети. Настолько много разных фактов, что как это было на самом деле, мне точно уже никто не расскажет. Потому что существует уже какая-то версия, и все этой версии придерживаются. На мой взгляд, так, как происходило, не должно быть.

Мы должны исчерпать все меры, чтобы оставить ребенка в семье. Наша задача в том, чтобы семья исправилась, и чтобы ребенок почувствовал, что он семье нужен и ни в коем случае не разлучать.

Какая ситуация в семье маленького Юсуфа, которого изъяли из семьи, когда мама была на работе?

Семьей сейчас занимается Центр социальных служб по делам детей, молодежи и семьи. Насколько мне известно, социальный работник приходил по тому адресу, куда ребенок был доставлен, но там уже нет ни мамы, ни Юсуфа.

То есть мы на сегодняшний день не знаем его судьбу? Как же нам быть в такой ситуации тогда?

Никак.

И кто должен этим заниматься, возможно, полиция?

А основания какие? Мама согласилась на социальное сопровождение. Дальше они разыскивают семью и устанавливают контакт, для того, чтобы дальше продолжить свою работу. Мама может написать заявление о том, что она против социального сопровождения. Говорят, что на сегодняшний день у нас нет принудительного социального сопровождения.

А с Юсуфом ситуация была такова, что ребенка доставила полиция в райотдел и оттуда в больницу. То есть служба по делам детей фигурировала в акте о брошенном или о найденном ребенке лишь как лицо, которое документально подтвердило документально, что здесь нет законного представителя ребенка.

То есть правильно я понимаю, что пока полиция не доставит его снова, мы, по сути, не можем знать его судьбу и нет оснований утверждать, что он в безопасности?

Мы можем, например, связаться с мамой и выяснить, где она живет, если нам удастся это сделать. Мама, в свою очередь, может сказать, что она живет в Сарате. Тогда мы звоним нашим коллегам в Сарату, и они выходят на адрес, как делаем мы.

На фото Юлия Никандрова с подопечными

Когда ты была назначена на должность, ты очень быстро провела круглый стол с общественниками. Удалось ли с ними наладить работу?

Да, буквально вчера встретила у нас в Центре социально-психологической реабилитации организацию “10 апреля”, которая занимается беженцами. Они приходят к мальчику, который приехал из Афганистана и проводят социальную работу. И он себя чувствует нужным. Мы дружим с Екатериной Ножевниковой – они спасают нас всегда и во всех ситуациях, особенно если семье нужна срочно гуманитарная помощь и предметы первой необходимости: одежда, продукты, памперсы… и возможное социальное сопровождение. К примеру, помните, месяц назад  была такая история, когда мама ушла куда-то и дети остались дома одни, и сидели голодные. Один из детей ходил по подоконнику, и тогда все кричали: “Где Служба по делам детей”?

А история этой мамы простая – у нее депрессия. Причем она не алкоголик, у нее депрессивное состояние на фоне семейных конфликтов. Она нуждалась просто в поддержке. Мама просто сорвалась. Эта женщина согласилась и на социальное сопровождение, и с нашим сотрудником из Приморского территориального отдела она была на связи. Мы связались с “Корпорацией монстров”, те оказали помощь семье. Вообще здорово все это получилось. И я обожаю такую работу, и я считаю, что такое есть только в Одессе.

Скажи, что ты чаще всего делаешь на работе – смеешься или плачешь?  

Я на работе кричу… кричу, когда вижу глупость, бездеятельность и халатность.

И в нашей работе топ грехов – это безразличие. Ведь я всегда говорю, что вы работаете в структуре, где речь идет о людях еще, у которых есть шанс. У нас с вами, ребята, шансов больше нет.  А у них стартовая полоса и мы там, где можно подхватить, должны подхватить.

Есть вещи, которые от нас зависят. К примеру, мы ускорили документальный процесс.

Фото Юлии Никандровой из Facebook

Сколько бумаг нужно на одного ребенка?

Много, примерно до 20-ти. В зависимости еще от состояния здоровья, потому что есть дети, которым надо инклюзию делать и еще 350 медицинских осмотров. Нет какого-то шаблона под всех деток.

Топ планов на ближайшее время?

Знаю по себе, что строишь планы, а потом, все получается по-другому. У меня есть голубая мечта – я бы хотела, чтобы в городе Одессе появился малый групповой детский дом (МГБ, – ред.). В рамках деинститулизации – новой государственной политики дети должны попадать в форму устройства, приближенной к семейной. А малый групповой детский дом – это микро детский дом до 10 человек. Там такой же персонал, только на каждого ребенка няни, психологи и другие специалисты. Это целый штат.

Насколько мы это потянем?

Хороший вопрос. Для этого государство выделяет деньги для строительства и все остальное ложиться на бюджет города, на органы местного самоуправления. В Украине есть уже аналоги строительства и в Киеве, в Днепре, Виннице и других городах. И у нас в Одесской области, в Сарате же построили дом, только не запустили, потому что в органах местного самоуправления нет денег. Потому что одно дело построить и поставить туда диван, другое дело оплатить работу сотрудников.

Я хочу, чтобы первый МГД был построен где-нибудь рядом с морем. Министерство социальной политики разработало для нас все: планы строительства, количество, штат и другое. Осталось выделить земельный участок, запустить строительство и наполнить его детьми.

На сессию ты успеешь?

Нет, это не такой быстрый вопрос. Я предлагала: давайте пойдем к нашим друзьям меценатам и попросим денег, как это делали в Киеве. Я предложила сделать это в высотке, для этого необходимо соблюдать технические правила. Это возможно, в момент, когда идет проектирование новостроя.  На сегодняшний день существуют в Одессе такие новострои, чьи технические параметры соответствуют тому, что написано в параметрах. В Одессе мне УКС ответил, что если вы найдете, то мы не против.

Насколько я знаю, у УКСа в Одессе не очень удачный опыт покупки метров

Нужно искать, есть стоимость, которую выделяет государство. В прошлом году, по-моему, это было 5,5 миллионов гривен. То есть нужно еще найти такие параметры. А малый групповой детский дом должен быть 250-300 квадратных метров. Я бы хотела, чтобы воспитанниками МГД были дети с физическими особенностями, которые будут максимально приближены к социальной инфраструктуре и возможностью большего внимания к ним, как к людям, которые в нем нуждаются. Они заперты в помещениях. Ведь внимание, которое можно получить, когда у тебя 10 детей, и когда над тобой бегают 2-3  сотрудника, это совершенно другое дело.

Сколько детей тебя называет мамой?

Нисколько. У меня с ними со всеми дружественные отношения. Бывает по-другому, придут и скажут: “Заберешь меня к себе домой и будешь моей второй мамой”.  Я говорю, мама в жизни бывает только одна, запомни, а друг мне подходит.

На фото: Юлия Никандрова с подопечной

К ним нельзя относиться с жалостью, пытаться их купить и пытаться пойти у них на поводу. Ни в коем случае не жалеть – меньше всего эти дети требуют жалости. Они требуют поддержки, любви и заботы, внимания, но только без “сю-сю му-сю”. Потому что они и так жертвы обстоятельств, и если еще сеять ощущение им того, что они жертвы – мы так далеко не уйдем, никогда.

Записала Ольга Баклаженко.

Как сообщала USIonline.com, Дмитрий Жеман: о новациях в ЖКХ Одессы, кадровой политике и аудите 

Читайте нас в Telegram.