80% пациентов ожогового отделения – дети, которые упали в кипяток для стирки или уборки,  – волонтер Екатерина Ножевникова

Обычный день волонтера связан с множеством судеб людей, которым нужна помощь. В интервью Украинской Службе Информации Екатерина рассказала, что скрывается за ежедневным волонтерским трудом, о проблемах современной медицины и деградации общества.

на фото: волонтер Екатерина Ножевникова

Катя, чем сейчас занимается ваша группа?

Ожоговое отделение детской областной больницы. Мы сейчас активно занялись оборудованием, покупкой аппаратуры. Оно, в принципе, стало основным нашим направлением. И “островок” (реанимационный аппарат для спасения недоношенных детей – ред.). Но так получилось, что буквально за час до нашей встречи “островок” случился. Это очень интересная история. Параллельно с нами другой волонтер Анатолий Кавун собирал деньги на покупку аппарата искусственной вентиляции легких в областную детскую больницу. Не так давно этот аппарат сломался. И хотя его оперативно починили, вопрос встал о том, что он один. Но цена такого аппарата  очень большая – 50 тыс. долларов. Толик рискнул и стал собирать деньги на этот аппарат, а мы с девочками продолжили собирать деньги на “островок”. И вчера раздается звонок, и девушка с приятным и немного даже детским голосом говорит: “Мы хотим купить “остров”. Я ей говорю, что мы уже большую половину на второй “остров” собрали, и вы можете добавить недостающую сумму. Но девушка говорит, что они хотят купить “остров” целиком, и спрашивает, что еще нужно. Я сказала, что нужен аппарат искусственной вентиляции легких, но он очень дорогой, и мы не рискнули собирать на него деньги. Девушка сказала, что перезвонит, и через 10 минут сообщила, что они согласны купить аппарат вентиляции. Я перезвонила Толику, и мы решили сделать такой волонтерский обмен. Ту сумму, которую он собрал на аппарат, он передает нам на “островок”, а девушка покупает аппарат. Таким образом, мы в один день закрыли два очень тяжелых направления.

Кто эта девушка?

Одесситка. Сказала, что ей ничего не нужно, никакой огласки и благодарностей. Что их несколько человек, и они решили собраться и сделать такое доброе дело. Когда мы уже начали оформлять все документы, она поинтересовалась, как проследить, чтобы этот аппарат работал бесплатно. Я ей сказала, что это наша больная тема, и мы всегда интересуемся этим вопросом.

Действительно, как потом проконтролировать, чтобы подаренное вами использовалось бесплатно?

В самом начале сотрудничества у нас был один случай, когда мамы пожаловались на поборы, и руководство очень жестко отреагировало. Теперь все врачи предупреждены, чтобы никаким образом не брались деньги. Одесса – большая деревня, и мамы нас находят и рассказывают, как все происходит в больнице. Мы сами мамы, и часто попадаем в больницы, и не все нас там знают в лицо.

Был недавно совершенно вопиющий случай. Одна девочка, которая работает  ресторане “Fratelli”, решила помочь больнице. Меня она не знала, как-то не пересекались. Она самостоятельно пришла в одно отделение, второе, третье, и так она обошла…30 отделений. Везде ей сказали: “Идите. Нам ничего не нужно”. В итоге, когда мы с этой девушкой состыковались, я ей захотела низко поклониться за ее настойчивость. Большинство людей на втором или на третьем отделении опустили бы руки, и желание помогать просто бы прошло.

Почему именно ожоговое отделение вы выбрали для помощи?

В этой сфере у наших врачей золотые руки. Я просто преклоняюсь перед тем, что они делают. Они лечат и вытаскивают самых тяжелых больных. Можно помочь здесь и сейчас, в Украине. Для этого не нужно ехать за границу. Поэтому ожоговое.

Бывает, что руки опускаются?

Конечно, бывает. К сожалению, вся система медицины сгнила изнутри, но и не без нашего участия. До того, как я начала работать с больницами, я тоже думала, что проблема в основном с врачами – все берут взятки, и никто не хочет ничего делать. Но когда я оказалась внутри, и когда я увидела, как они работают, в каких условиях, и с какими встречаются пациентами, мнение изменилось. Я тоже вижу, как ведут себя мамы. Даже на примере нашего ожогового отделения. Как они относятся к тому, что сделано на деньги благотворителей.

на фото: волонтер Екатерина Ножевникова

Можете привести пример?

Только закончили ремонт палаты, приехала одна мама и поставила дуйку на окно, и дорогие хорошие жалюзи, которые мы повесили, просто были уничтожены. Я молчу про горшки, которые не выносятся, об использованных памперсах, которые мы находим под кроватями, о том, как разбрасывается мусор и еда по палате. Это, наверное, общая деградация общества.

У вас на странице в Facebook всегда есть информация и подробные отчеты о том, как собирается помощь. А как происходит сама передача помощи?

Нам часто нужна помощь и юристов, и бухгалтеров, чтобы все купленное грамотно передать. Недавно мы купили в ожоговое отделение автоклав. Это огромная машина, в которой стерилизуется все. Больница без автоклава существовать не может. Там проходит стерилизацию одежда, инструменты и т. д. Это аппарат очень высокой точности и, люди на нем работающие проходят специальную подготовку, курсы, подписывают договоры. Так вот, передача этого аппарата происходила по трехстороннему договору – больница, как принимающая сторона, поставщик, как тот, кто будет отвечать за эту аппаратуру, осуществлять ее техобслуживание, и мы, как покупатели.

Вы работаете как общественная организация?

Со следующей недели только будем оформлять документы. Видимо, время пришло. Решили все-таки создать благотворительный фонд. Я ранее очень негативно относилась к фондам, к их способу работы. Когда началась война, нам сразу сказали – оформляйтесь. Мы все надеялись, что это вот-вот закончится, что это не будет нашей основной деятельностью, и мы вернемся домой, на свои работы. Но время идет, а ничего не меняется. Сейчас юристы нам сказали, что к нам может прийти налоговая и ту помощь, которую мы получаем для передачи другим, может назвать нашим доходом. Тогда потребуется оплатить 18 % налога. Кроме того, бывает, что мы просто не можем в силу закона купить определенные медикаменты напрямую у производителя. Тогда приходилось обращаться за помощью к нашим партнерам, чтобы это все правильно оформить по документам и передать. Например, так было недавно, когда мы покупали большой запас медикаментов на 75 тыс. гривен.

Это правда, что в наших больницах могут оставить пациента в беде, если нет денег?

Нет. Недавно произошел вопиющий случай, когда ребенок получил ожог, а родители не обратились за помощью. Пусть этими родителями правоохранительные органы занимаются, но у меня был единственный вопрос: почему? Что заставило не обратиться за помощью? Оказывается, не было денег. За многие годы, которые я в этой системе, я не знаю еще ни одного случая, чтобы не оказали медицинскую помощь. Да, могут сказать – принесите потом, ищите, находите, и не потому что они рвачи, а потому что действительно нет медикаментов. Что касается ожогового отделения, это действительно та болезнь, которую родители сами осилить не могут. Это огромные суммы и стоимость лечения – от 20, 30, 40 тысяч до миллиона гривен, как с семьей Перчеклий, пострадавшей от взрыва газа в доме в Одесской области осенью 2016 года. В Малиновском ожоговом отделении, которое финансируется городом, более-менее ситуация нормальная, но они принимают пациентов только из города. А в городе ожоги случаются очень редко. В области же это происходит постоянно.

на фото: волонтер Екатерина Ножевникова

Почему в области так часто дети получают ожоги?

У нас сейчас опять новая девочка в ожоговом отделении лежит. Ей 4 годика. Ехала на велосипеде и попала в кипяток. В области нет горячей воды. Все семьи греют воду. 99% наших пациентов – это дети, которые упали в кипяток для стирки или уборки. Нищета. Картина одна и та же – нет горячей воды, нет нормальных человеческих условий. А одна бутылка альбумина стоит от 1,5 до 2 тыс. гривен. Это очень большая проблема области, и я надеюсь, что она будет решена. Последний год все маленькие детки, которые поступают в ожоговое детской областной больницы, лечатся за счет простых одесситов. В отделении нет возможности лечить таких детей.

Сегодня такой день интересный. Позвонили из Киева, из реанимации. Наша Ксюша, которая получила ожоги 70% тела, таки выкарабкалась. Когда никто не верил, что такое возможно. И тоже, сумма ее лечения уже перевалила за 100 тысяч гривен. Папа весь день мне звонит и просто плачет. Просит передавать огромное спасибо людям, которые помогают его Ксюше. Они хорошая работящая семья, в которой растут трое деток. Тоже грели воду…

Приходится отказывать в помощи?

Постоянно. Это самое ужасное в моей роли. Люди постоянно пишут, звонят мне. Когда звонят родители и плачут, это очень тяжело. Но я не могу сказать, что мне приходилось отказывать очень часто тем, кому действительно совсем плохо. К нам сейчас попадают дети с абсолютно разными нозологиями, болезнями. Недавно к нам попал мальчик, которому срочно нужно было поставить шунт в голову. Областная больница получает шунты, но в мизерном процентом соотношении от потребностей. Стоимость его 10 тыс. гривен, но не каждый родитель в области может срочно найти такую сумму. В этом и заключается особенность нашей волонтерской группы – в скорой помощи. Мало кто так работает в Украине. Я всегда стараюсь, чтобы у нас был запас денег.

Кто помогает чаще всего? Есть ли какой-то портрет дарителя?

Нет такого портрета. Абсолютно разные люди. Когда взорвался газ в Одесской области, переводы были от 10 гривен до 50 тысяч. Это все социальные слои, которые только могут быть. И учителя, и научные работники, и студенты, и бизнесмены, и даже дети, которые вскрывают свои копилки. Это люди, которым не все равно.

Обращаетесь ли вы в правоохранительные органы, когда видите, что ребенок пострадал по вине родителей?

Постоянно. У нас в отделении вывешены телефоны районных служб по делам детей. Бывают случаи, когда мамы не просто доводят до ожога, а еще потом и не лечат. Есть сейчас ребенок, у которого срослись пальцы, потому что мама забыла прийти на ежемесячный осмотр уже в районную больницу. Мы на постоянной связи со службой по делам детей. Спасибо им большое, они всегда очень быстро реагируют.

Последний случай – из ряда вон выходящий – произошел с девочкой Аней, которой был 1 год и 6 месяцев. Когда родители 16 дней не обращались за помощью, и привезли ребенка в таком состоянии, что она через неделю умерла. Там возбуждено уголовное дело, я слежу за ним. Я очень надеюсь, что это уголовное дело будет доведено до конца. Сейчас мы договорились с областным телевидением. Готовим информационный проект “Первая помощь при ожогах”, к которому подключилось очень много людей. Хотим обклеить плакатами всю область – маршрутки, учреждения, больницы, роддомы и т.д. Потому что это очень тяжелая болезнь, которую очень просто предупредить. И даже если беда произошла, действия настолько простые, что если мамы и папы их совершат, большая часть наших тяжелых пациентов перейдет из разряда тяжелых в средний или легкий. Случай с Аней должен стать показательным. Родители должны понять, что уголовная ответственность – это не только про какого-то директора, который что-то украл. Это и про нас с вами.

Как понять, что волонтеру можно доверять? Что деньги попадут по назначению?

Если я вижу, что человек не работает, продолжает заниматься волонтерством, и его образ жизни вдруг резко меняется, то это первый признак того, что-то не то. Если волонтер с утра до вечера занимается какой-то деятельностью, и у него нет за спиной бизнеса или мужа (жены), которые имеют бизнес или серьезную работу, это, естественно, вызывает вопросы.

Волонтер не получает зарплату, не питается за счет денег дарителей. Мы можем купить только топливо, когда едем по волонтерским делам. Все деньги уходят только на подопечных.

на фото: волонтер Екатерина Ножевникова

Как муж и ребенок относятся к волонтерству?

Бывает по-разному. Сложный вопрос. Если раньше я могла поехать по этим делам раз-два в неделю, тот сейчас это происходит постоянно. Сложно. Я стараюсь лавировать. С малым проще. Во-первых, он пошел в школу. Во-вторых, что бы не случилось, я вечером прихожу и провожу с ним время, читаю ему. Я его часто беру с собой, хотя он тоже стал иногда возмущаться. Это любой волонтер скажет. Детям сложно понять, они ревнуют.

Волонтерство сопряжено с постоянным потоком человеческих просьб, боли, страданий. Как удается отвлечься от всего этого?

У нас очень много позитива. Люди этого не видят. Мы на самом деле очень веселые. Да, это очень тяжело, я такой же человек, как все – ломаюсь, плачу, бывают перепады настроения. В такие моменты я стараюсь уезжать на пару часов к морю. Но у нас огромное количество позитива, которое и держит на плаву. Это – волонтеры, которые рядом со мной. Это – те люди, с которыми и в огонь, и в воду. Это и сами истории, которые хорошо заканчиваются. Это и дети, с которыми мы встречаемся. Это – дарители. Спасибо огромное нашей аудитории, людям, которые помогают. Это десятки тысяч людей. Недавно я писала про мальчика, которому срочно нужно было поставить шунт в голову. В течение 2 минут мне написали 6 человек, которые готовы были его оплатить. Люди очень быстро отзываются. Шунт мы поставили, но врачи не боги. Там оказалась тяжелая онкология. Дальше будет сложно. Но мальчик по-прежнему с нами. Мы своих не бросаем и ведем до конца. Еще была удивительная история с Тимуром, которого я нашла в больнице. Врач мне тогда на ухо шептал, что ничего нельзя сделать. Малыш сейчас находится в Турции. Скоро ему два годика, ребенок растет, развивается, лечится, и все у него будет хорошо.

Как сообщала USIonline.com, в Одесской области растратили более 15 миллионов, среди нарушителей: мэр Черноморска, психбольница, автодор и авиационный завод.